Павел Печёнкин

Родился в поселке Кусья Пермской области, в Перми живет с 17 лет. Режиссер документальных фильмов, продюсер, преподаватель, создатель киностудии «Новый курс» и проекта «Пермская синематека», президент МКФ «Флаэртиана».

Цитатник

• Настоящее документальное кино совершенно чисто с точки зрения этических позиций, как литература.
• Мотивация документалистов — не заработать денег, а высказаться.
• Больше всего расстраивает лень человеческая во всем. И непрофессионализм управленцев.
• Я занимаюсь созданием и развитием педагогики, основанной на показе и создании фильмов.
• Музыка — это движение, современное искусство, кино — это временное движение, которое можно класть на музыку.

Моя история

Я родился в поселке Кусья Горнозаводского района, в бывшей алмазной столице Советского Союза. Семья была раскулаченной, и даже когда я пришел работать на телевидение в 1985 году, считался выходцем из неблагонадежной семьи. Отцу не давали профессионально развиваться, и мы переехали в Калининградскую область. Оттуда, правда, ретировались, родители испугались за нас с братом, потому что мы играли в войну настоящим трофейным оружием и глушили рыбу «лимонками». Поэтому уехали на родину мамы в Ветлугу, и в 17 лет я оказался в Перми: поступил в Политехнический институт по стопам старшего брата.

Курсе на третьем я понял, что попал не туда, и начал заниматься литературой, писать стихи и рассказы. Окончил трехгодичный курс искусствоведения и двухгодичный курс журналистики на факультете общественных профессий. Тогда же пошел в библиотеку и провел там десять лет. Я читал всё подряд: год был посвящен Толстому, следующий — Достоевскому, потом поэтам начала века, были и Хемингуэй, и Рильке, и Макс Фриш, и Фолкнер, и Марсель Пруст. Я читал с жаждой узнать то, чего ради люди появились на земле и зачем живут. Это самое главное образование, которое я получил в жизни, им до сих пор питаюсь. Всё во мне сформировалось под влиянием великой литературы.

Потом я начал экспериментировать с визуальным рядом. Вместе с поэтами Виталием Кальпиди и Славой Дрожащих создали слайд-поэму «В тени Кадриорга». Тексты принадлежали Виталию и Славе, я отвечал за видеоряд и музыку. Эти эксперименты привели меня в кино.

Я всегда что-то устраивал, начиная с вечеринок в школах. Я организовал экспериментальный театр при Областном центре народного творчества, где работал методистом. Мы проводили дискотеки, тематические программы, я показывал свои слайды. Тогда же завел совместную мастерскую, где работали Андрей Безукладников, Слава Смирнов, я, Вячеслав Бороздин, фотографы и художники. Мы варились в одном бульоне. Тогда я взял в руки камеру, потому что меня интересовало движение. Это был примитивный этап познания визуального ряда. Кончилось всё тем, что наши эксперименты прикрыли, всех выгнали, и мы попали в книгу «Вдали от государственных границ: об идеологических диверсиях вражеских разведок на Урале». Наши тексты были опубликованы в печатном виде, а наш совместный манифест шел в книге параллельно с манифестом абстракционизма Марка Ротко. Для нас это была высочайшая похвала, а для наших гонителей ругательство.

Потом случилось несколько сумбурных и не очень удачных попыток выучиться кинематографу — то были скандалы, то режиссер, к которому я хотел поступить в мастерскую, уезжал на съемки... Поэтому я поступил работать на пермское телевидение, чтобы изучить технологию, понял ее и уволился. Решил применить свои организаторские способности и создал киностудию «Новый курс», где работаю до сих пор.

Мы начинали с рекламных роликов. Первый фильм заказала городская администрация: о проблемах токсикомании, которая на 1988 год была актуальна. Мы нашли героя, сняли, но дидактичная, назидательная история была мне не по душе. Следующим заказным фильмом стала история о реабилитации людей после «зоны». Удалось снять скрытой камерой несколько мощных интервью. Это уже был настоящий фильм, но его как раз и не взяли: слишком мало он поучал, слишком философские вопросы ставил.

Параллельно я снял фильм про дом престарелых, «Дом с окнами молчания». Сверху здание напоминало букву «Н», а в журнале этого заведения буква «Н» означала, что человека больше нет, он умер. Разумеется, это я пустил финальным кадром. Сама лента о том, как старики, не получив ни образования, ни воспитания, оказались без семьи и родственников, и им дали шанс не умереть под забором. И они сидят в фойе, смотрят телевизор, по которому показывают перестройку и гласность. Сидят, доживают последние дни и видят, что их жизнь прожита зря. Жуткая история, трагедия. Этот фильм я послал на первый фестиваль документального кино в Советском Союзе.

Тестостероновое отравление молодости всё же двигало меня в сторону игрового кино. Я снял фильм «Любимчик», и он вышел на всех экранах Советского Союза, за несколько месяцев до путча 1991 года. И хотя фильм посмотрели около четырех миллионов человек, случилась гиперинфляция и все деньги с проката обратились в прах, а значит, результата я не добился: на вырученные деньги хотел построить киностудию. После этого события я слово «кино» не мог слышать около года.

Потом в Пермь заехал один мой друг, только что вернувшийся с фестиваля документального кино в Оберхаузене, где получил главный приз — 10 000 марок, которые по тем временам были невероятной суммой. Я удивился, что за документальное кино можно получать деньги, и решил продолжить. Связался со Свердловской киностудией и начал снимать собственные документальные фильмы. Тогда я снял свои лучшие картины. В 1996 году мы сделали последний фильм на пленке, «Картины из жизни провинциального комика». Нужно было переходить на «цифру», она стоила гигантские деньги, но цена пленки тоже приближалась к астрономическим показателям. Поэтому мы продали квартиру жены и на половину денег купили первую в Перми цифровую камеру Sony 1000. Так и складывалась история сопротивления общества и нашей мечты: снимать кино. В конечном итоге мы победили.

Среди кухонных разговоров 1995 года появилась идея сделать фестиваль документального кино, который бы подчеркивал эстетическую платформу, на которой мы с друзьями работали. Тогда я занимался теоретическими изысканиями и написал статью «Время в документальном кино». Это до сих пор высшее достижение моего IQ. Тарковский однажды сказал, что кино — это законсервированное время, но он никогда не занимался теорией, и мне захотелось пойти дальше. Я разложил время на физическое — время эвклидовой геометрии, и на нелинейное — эмоциональное, которое формируется иначе, и смотрел на их соотношения и проекции друг на друга.

К тому моменту после фестивалей у меня сложилась широкая сеть контактов, я был достаточно известным режиссером, карьере которого предстояло закончиться где-нибудь во Франции или Германии, как это и случилось со многими моими коллегами. И если бы не наш фестиваль, то так бы и случилось. Сделав «Флаэртиану», мы попали в капкан: захотелось развивать эту историю. Сейчас проводим настоящий фестиваль в соответствии с Хартией международного фестивального движения: с участием международного жюри не менее пяти человек, с конкурсной программой, призовым фондом, одним из самых больших в мире.

Название подсказал российский киновед Наум Клейман: он сказал, что «Нанук с севера» Роберта Флаэрти — это длительное наблюдение, реальный герой в реальной обстановке, словом — почти что документальное, «флаэртианское» кино. И именно так можно назвать наш фестиваль: словом не русским, не английским, а красивым и уникальным.

Благодаря фестивалю я и мои коллеги остались здесь. Все мероприятия фестиваля заканчиваются связями, общей энергетикой и в итоге поддержкой индустрии. Самая главная задача «Флаэртианы» — развитие индустрии документального кино на европейском пространстве. Чтобы мы видели людей, а не пропаганду, и никто не делал врагами друг друга. Благородная задача и конца процессу ее решения не видно.